Око Марены - Страница 65

И тут сразу возникла новая и почти неразрешимая проблема – уцелели-то лишь сами путешественники. Гривенок же, что хранились на «мелкие расходы» в калите на поясе у Константина, едва-едва хватило, чтобы купить новые сани и ледащую лошаденку. Снедь после покупки нового транспортного средства приобрести было уже не на что, а поворачивать назад поздно – отъехали уже изрядно. И снова выручил Юрко.

Золотом, оказывается, парня прозвали очень даже не зря. В походно-полевых условиях он именно таковым и оказался для всей их небольшой компании, полностью соответствуя своему прозвищу. Ныне каждый из путников в течение каждого дня мог еще и еще раз повторить то же самое в адрес молодого охотника. И Константин, и даже бывалый Маньяк не успевали удивляться его зоркости, тонкости слуха и остроте обоняния, позволявших ему различать малейший свет, стук или запах.

Он первым замечал мелькнувшего в чаще зверя или птицу. Иногда в кустах раздавался непонятный шелест или хлопанье птичьих крыльев, и он тут же, даже не поднимая головы, определял, кто это нырнул в спасительную лесную чащу и что за птица взлетела.

След, оставленный на снегу, был для него и вовсе открытой книгой, все буквы в которой он выучил ребенком, а потому мог читать в совершенстве. Благодаря этому у них всегда была пища: он скрадывал зверя, и он же мастерски, с одной стрелы бил его в сердце, поражая насмерть.

И при всем своем внешнем добродушии, а также спокойной невозмутимости, граничащей с флегматизмом, он никогда не оставался без дела: то собирал уже во время вечернего привала подмерзшую кисло-сладкую клюкву, то мастерил силок, то ремонтировал прохудившуюся одежду.

В самом же обряде, до которого Золото и близко не подпустили – он ждал верстах в пяти от Каинова озера, – ничего запоминающегося для Константина не было. Все произошло буднично и прозаично, будто собравшиеся проводили не важнейший обряд закрытия магического и зловредного Ока, а рядовой забор крови у обыкновенного пациента на станции переливания. Разве что вместо шприцов князю попросту полоснули по венам левой руки здоровенным мясницким ножом, да одежда на мертвых волхвах мало напоминала белую или зеленую врачебную униформу – вот и все отличие.

Да и сами жрецы тоже ничего особенного, на взгляд постороннего наблюдателя, каковым являлся Константин, не представляли. Мужики как мужики. Встреться такие князю в толпе рязанских жителей, и Константин никогда бы не отличил, кто именно перед ним стоит: то ли простой кузнец или скорняк, то ли жрец. На откровенные разговоры они тоже не поддавались, хотя выслушивали Константина с большим вниманием и даже уточняли-переспрашивали, если им было что-то непонятно. Но поведать хоть что-то о себе – ни полслова.

Словом, из всего, что там происходило за те три дня, что они находились, Константину запомнилось лишь странное пророчество, которое, в качестве своеобразной награды за своевременное прибытие, изрек ему один из волхвов – поджарый сухощавый Рагабор. Имя его, как позже поведал ему Маньяк, означало редкостное сочетание всех самых важных славянских составляющих – солнца, земли, воды и леса. Само же предсказание было до чрезвычайности туманным, как, впрочем, и любое предсказание будущего, а также одновременно пугающим и обнадеживающим. Чего больше – Константин так до конца и не понял. Произносил его Рагабор монотонным голосом, слова мягко журчали одно за другим, но странное дело – столь же легко, плавно и аккуратно укладывались у князя в голове. Очевидно, подсознание решило уделить для такой важной информации самую надежную полочку в своем хранилище.

– Бойся не тьмы, но света в ней. Мрака вокруг не страшись, мрака внутри сторожись. Мертвой крови не пугайся, травленой – опасайся…

И в этом духе целых пять минут, не меньше. Остальные двое тоже вручили на прощание по подарку. Жрец с будничным мужицким именем Звонита наделил Константина перстнем, камень на котором, по уверению волхва, был способен распознавать все яды, мгновенно меняя свой густой рубиновый цвет на голубой, синий и даже темно-фиолетовый, чуть ли не черный – в зависимости от силы яда. Самый же старый из них и самый нелюдимый – за все время общения он даже не назвал своего имени, сурово пообещал, что отныне о любой опасности и беде его будет предупреждать Хугин, которого князь сразу узнает. Правда, кто это такой, волхв сказать не соизволил, а уточнять Константину было неудобно.

Место, где все происходило, почему-то в голове так и не отложилось. Такое ощущение, будто его попросту вырезали из памяти вместе с окружающей природой. В одном только он готов был поклясться – не было там поблизости ни Каинова озера, да и какого-либо другого, или, на худой конец, просто пересохшей котловины или впадины тоже не имелось.

Обратная же дорога и вовсе не оставила у Константина в памяти никаких следов, если бы не мимолетная случайная встреча, произошедшая на пути между Торжком и Тверью. Сани, в которых они ехали, обгоняли все, кому не лень, – уж очень неторопливую животину они прикупили впопыхах. Обогнал их с самого утра среди всех прочих и один богатый поезд, сопровождаемый двумя десятками вооруженных всадников.

А уже ближе к середине дня, как ни удивительно, они и сами его нагнали. Количество саней, притулившихся к обочине узкой санной дороги, к тому времени изрядно поубавилось, да и рядом с ними почти никого не было. Все люди, включая и возниц, растерянно топтались возле какого-то черного пятна близ опушки леса. Пятно вяло шевелилось и время от времени издавало пронзительные крики, наполненные дикой болью и ужасом. Голос был женский.